Человек, одетый в черном,
Учтиво поклонившись, заказал
Мне Реквием и скрылся.

Мне день и ночь покоя не дает
Мой черный человек.

---

Пожалуй, так должно быть. Войны Детей и Родителей должны существовать.
И любое видоизменение этих порядков выдает ошибку.
Так и у меня. Сплошные ошибки. Сплошная никчемность.
Зачем я пытаюсь разрушить давно устоявшиеся законы,
зная, что любые вымеренные стратегии падут крахом?..

---

Нужно научиться жить ровнее.
Не так, чтобы днем смеяться без остановки, а ночью плакать навзрыд.
А так, чтобы не нужно было красить губы яркой помадой, дабы акценты расставлялись на цвет.
Чтобы не нужно было каждое утро на протяжении часа учить себя смирению. По кругу.
Чтобы совсем ни к чему было "трепаться" об очевидных вещах и о глобальности несущественного.
Чтобы не было желания укольнуть кого-нибдуь побольнее, отравлять пространство сарказмом.
Чтобы совсем не нужно было этих предысторий, эпиграфов и попыток найти замысловатых ниточек тем.
Чтобы не нужно было придумывать повода приехать, ворваться в чье-то пространство.
Чтобы не нужно было повода, чтобы остаться.
Чтобы просто...
...быть.

---

Субботы.

Целых два дня мы были без сна.
Мокрые, холодные, чужие.
Свободные.
Совсем непреклонные друг к другу.
Без слабостей. Не преодолевая расстояния.
Без нелепых попыток "прогреть", сделать теплее меня.
Без моих навязчивых идей уйти домой от скуки.
От отвращения.
Зарыться под одеяло и больше не вспоминать это блаженное лицо.
У нас этого нет.
Стоит расценивать как наше общее достижение
в опровержении версии, что дружбы между
мужчиной и женщиной не существует.

---

В. Маяковский.

Ты что-то таила в шелковом платье,
и ширился в воздухе запах ладана.
Рада?
Холодное
"очень".
Смятеньем разбита разума ограда.
Я отчаянье громозжу, горящ и лихорадочен.

---

Последние несколько дней...
Нет. Последняя неделя выдалась невообразимо утомительной.
Сердце, как барахлящий мотор, выдавало сбои.
В виске поселился труженик-дятел.
А в голове, мысли, как муравьи, не давали покоя.
Я могла бы сослаться на возраст,
если бы он мне то позволял.
Наверное, что-то внутри сломалось.
Механизм сломался. На перекрестке взросления, старения и того,
о чем гласят прописные истины моих документов.
Не тронутым этими войнами остались лишь мое лицо
и, безусловно, внешняя сторона тела. К счастью.
Правда, радоваться осталось мало чему.
Гасну. И вдохновения нет.
Вдохновение сдохло, так и не появившись на свет.

---

Провокация.

---

Удивительно, но это имя, этот дневник, каждая буковка в этом дневнике,
это тело - все это имеет одно общее: лицо.
Давно забытое, будто затертое, временем.
По каким-то необъяснимым причинам,
ставшее совершенно ненужным.
Совершенно лишним. Совершенно чужим.
Совершенно не моим.
Я ли это?
Со мной ли это?
С этим ли лицом?..

---

Устала. Перенасытилась. Охладела.
Я столько раз писала о погружениях, о восхождениях на пьедестал, о морских волнах, качающихся в такт с ним,
тому - предыдущему, тому, кто был "до", что кажется, истощила себя напрочь.
В голове дырка, вместо всех этих многочисленных переживаний. Их не стало. Их просто нет,
как никогда и не была страха перед кабинетом стоматолога.
Смотрим прямо в реальность. Она острая и колкая. Моя - неумолимая, безупречная, жестокая.
Когда-нибудь я поплачусь за нее и за себя, равнодушную. Но это будет после. В скончании времен.
А пока я говорю себе: "Доброй ночи Вам, мисс черствость. Кого Вы сегодня изволите растоптать?"

---

Сегодня - леденящий, первый весенний дождь.
Завывающий ветер.мокрый асфальт.шуршание шин машин.
Сегодня - опьяняющий дурман. Первый весенний блюз.
Сегодня -
Russian Red – Gone, Play on
Gliss – Blue Sky
плей-лист по кругу.
Так искренне. Так задорно).
А после - холодное молоко, форточка нараспашку и приятные колики в ступнях.
Знаешь, иногда мне кажется, что я разучилась плакать.
Да и зачем, правда? Когда можно навзрыд истерически смеяться.
Это так "правильно". Это так "исцеляет".
Жаль, что дурацкие мысли все равно сделают меня слабее. Уязвимее.
Да и эти сны идиотических, порнографических картинок счастья,
из-за которых совсем не хочется по утрам открывать глаза.
Хотелось бы видеть что-то еще помимо этой игры моего сознания.
Ведь это форменное издевательство. Изощрение над моим организмом.
Над тем, что осталось от организма.
И я обещаю, что если выберусь отсюда (а я выберусь), то я не смогу уже остановиться.
И попрошу прощение у своих за свое отчаяние. Я не хотела этого.
Как, впрочем, и не хотела этой зимы. Как не хочу предстоящего лета.
Но сегодня - весна. Пожалуй, это лучшее, что могло случиться со мной сегодня.
Пожалуй, это лучшее, что вообще могло произойти сейчас.

---

Вместо тысячи других моих слов.

Спасибо, Летов. В точку.

@музыка: Гражданская Оборона - Убивать

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Позвонил бывший. Наговорил глупостей.
Поведал мне о том, какая я "дура".
Можно подумать, что я сама не знаю.

Послушала. Отплюнулась в ответ. Положила трубку.
Иногда я не замечаю какая грубая, резкая бываю. Колкая.
Но я знаю.

Налила чай. Уткнулась носом в подушку.
Утренние припадки нежности остались позади.
Все стало предельно ясно.

Стоило бы остыть.
Стоило бы
форточку нараспашку, да под одеяло. С головой.
Как в кокон. Мой кокон.
Чтобы мир сново стал казаться совсем другим.

Может быть, станет немного лучше. Немного легче.
Может быть.. сейчас я смогу привыкнуть к своим состояниям,
и, к тому, что меня так много уходит по ветру.
Столько идей, столько мыслей и ничего во вне. Глупо.
Как и то, что я до сих пор не научилась сближаться с людьми.

Накрыло.

---

- Сухарь.
- Спасибо, я помню.

---

.. И может быть даже сегодня.

Как же все поднадоело.
Среди всех этих обывательских разговоров, глупых встреч, многочисленных переводов бумаг, разделений на "личное" и "не личное", попыток найти время для самой себя, не осталось ничего настоящего. Совершенно.
Фатальный исход неизбежен. Он будет заключаться в том, что одним утром я проснусь и снова не захочу никуда идти. И будет пролита заварка на пол, в тумбочке останутся лежать деньги на кино, на которое я не соберусь с духом пойти. И снова будут странные сны до 5-ти утра и обветренные руки в холодной воде. Письма-записки прошлого. Знакомые лица в новых оболочках на аморальных фотографиях. И мысли о том, что я упустила лучшего человека в моей жизни. Гигабайты фотографий- мусорка с архивами, того, о чем стоило бы позабыть. Горький какао и смятая простынь в уголках. Беспричинные бессонницы, тревоги на грани истерии. Желание прореветься, заскулить, так отчаянно, как скулит озябший, хромой, с подбитым носом, пес, доедающий мой последний бутерброд в первом дворике за кольцевой.
И кто-нибудь непременно кинет в меня камнем. Чтобы добить. Окончательно. И будет ждать какого-никакого ответного писка. Годы жизни научили меня не реагировать на агрессию, потому я даже не отплюнусь. Так, в сердце только что-то защемит, и я потянусь за корвалолом.
И, когда в который раз осознаю, что мне никого не надо, мне станет жаль моих спасательных губителей: они всю жизнь будут вынуждены ненавидеть меня за мои ответные "не ответы". Истощать последние капли воображения, дабы оправдать свою неприязнь какой-нибудь сказочной легендой, в которой Лена сыграет злого дракона, получившего по заслугам.
Тут и наступит конец этим баталиям о бесконечной вечности и изничтожении прогрессом возможности удивляться. Занавес опущен. За занавесом пусто, если вы, конечно, понимаете, о каком занавесе идет речь. Я же прослыву белой вороной, девочкой, желающей стать кем-то большим, чем просто выгодный товар, попавший в какие-никакие руки.
И когда я, наконец, приму все это, больше не будет усталости, потому что более не будет череды этих событий. Больше не будет этих дней. Больше не будет.

---

4:05
Бессонница, теплое молоко.
На улице совершенно темно. В квартире совершенно темно.
В моей комнате совершенно темно. Тихо.
Все давно спят.
А я то качаю пресс, то просто лежу на полу, вдыхая запах жженых свечей.
И так легко моей просветленной голове.. Не описать.
А тело тянется к тебе. Танцевать.
Впрочем, на часах 4:05
Пора спать.
Пора. Спать.

@музыка: Lenny Kravitz – Little Girl's Eyes

---

(с).

Моя жизнь не такая, какой кажется.
И когда Вы узнаете правду, Вы разлюбите меня.

Да.. возможно я люблю.
И не хочу говорить, а так...
Лишь бы Вы не переставали целовать меня.

..Лишь бы не кончилась эта опера,
которую я слышу рядом с Вами.

И перед тем, как исчезните
умоляю,
Дышите в такт со мной.

---

Ты расскажи, а я попытаюсь ответить что-то внятное. Не так как всегда.
Без этих "кхм".. И этих "ну". Не стану тянуть резину.

А после, с придыханием, со скрежетом на зубах, открою тебе тайну, как все эти дни тебя ждала.
Как ночь была холодна, резка, настойчива.
Как кожа была бледна. Невыразительны были черты лица.
Как хотелось рвать все провода, кричать, писать, молчать.
Как хотелось видеть тебя. Слышать тебя. Как хотелось тебя.
Я расскажу о том, как ненавидя другие глаза, жаждала, чтобы ты смотрел на меня.
И о том, как делала попытки складывать невнятные слова.
Просто да. Я ждала. Тебя.

@темы: А.

---

Констатация фактов отрезвляет разум.

Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура. Дура.

---

О людях.

Я люблю холодных и отстраненных.
Таких, рядом с которыми леденеет кожа и дрожит голос.
Недоступных и резких.
Чтобы аж дух захватывало.