Я сейчас скажу совершенную банальность. Но меня пугают выглаженные, выутюженные, без лишней зазубринки «совершенные» лица. В них нет истории, нет эстетики, нет красоты. Они как чистое полотно, вот итоги их кромсаний. Я верю барышням Тициана и кисти Рембрандта — в них если и не правда, так хотя бы то, что по кускам возможно уловить за пределами стекла.
Я не верю канонам красоты: пышногубым барышням. Я могу часами смотреть на тонкие линии губ — будто кто-то создал набросок и так и не притронулся к нему после — неподражаемая схематичность. Иногда это всё, что нужно.
Но всё это не имеет никакого значения, если то, что действительно постоянно в своем обличье имеет свойство чего-то отталкивающего. Руки. Я всегда точно знаю какие «да», а какие «нет» — достаточно одного взгляда. Их очертания всегда так точны, что упустить что-то «свое» совершенно невозможно. Одно время я высматривала прохожих на предмет одухотворяющих кистей рук, пыталась уловить, запомнить изгибы, вены, складочки; в голове представляла как составлю фотосерию из «полюбившихся» рук. Я верю, что все еще вернусь к этому. А пока..

---

«..хотя то, чего не существует на свете, людям легкомысленным в чем-то даже легче и проще выражать словами, чем существующее, для благочестивого и добросовестного историка дело обстоит прямо противоположным образом: нет ничего, что меньше поддавалось бы слову и одновременно больше нуждалось в том, чтобы людям открывали на это глаза, чем кое-какие вещи, существование которых нельзя ни доказать, ни счесть вероятным, но которые именно благодаря тому, что благочестивые и добросовестные люди относятся к ним как к чему-то действительно существующему, чуть-чуть приближаются к возможности существовать и рождаться».

«В этом-то и состоит, стоящая сейчас передо мной трудная задача: выразить словами то, что не поддается словам; сделать рациональным то, что явно нерационально. Нет, ни о каких манифестациях божества или демона или абсолютной истины я при этих пробуждениях не думал. Силу и убедительность придает этим ощущениям не доля истины, в них содержащихся, не их высокое происхождение, их божественность или что-то в этом роде, а их реальность. Они невероятно реальны, подобно тому как резкая физическая боль или внезапное явление природы, буря или землетрясение, кажутся нам заряженными реальностью, сиюминутностью, неизбежностью совсем не в той степени, как обычные часы или состояния. Порыв ветра, предшествующий готовой разразиться грозе, загоняющий нас в дом и к тому же пытающийся вырвать у нас из рук ручку двери, или острая зубная боль, когда кажется, что все неурядицы, страдания и конфликты мира сосредоточены в вашей челюсти, эти вещи, в реальности и значении которых мы можем, пожалуй, потом как-нибудь, если мы склоны к таким забавам, и усомниться, но в момент, когда мы их ощущаем, эти вещи не допускают никаких сомнений и реальны донельзя.
Минуты огромной боли или потрясений, и в мировой истории тоже, обладают убедительной силой необходимости, они зажигают в душе чувство щемящей актуальности и щемящего напряжения, может произойти нечто прекрасно и светлое или нечто безумное и мрачное; в любом случае то, что произойдет, будет казаться великим, необходимым и важным и резко отличаться от происходящего повседневно».

---

Все довольно просто: картинки сложились в калейдоскоп, но я так и не поняла что произошло.
Лишь в голове до сих пор вертится


Может быть я просто не о том говорю? Не те слова произношу по буквам..

@музыка: Coil - Where are you?

---

Я так и не научилась хотеть обладать кем-то. В этом моя проблема.
Я выталкиваю из себя слова, словно застрявший ком в горле, просто чтобы не разучиться говорить.
Рисую, выстраиваю это пространство вокруг себя, заведомо зная, что там хватит места лишь для одного — моя одноместная лодка.
Я больше не создаю видимость, что мне не все равно что кто-то вошел, наблюдает за каждым движением руки.
Я просто всегда «вне», углубляю внутренние пространства, медленно падаю.
Было бы слишком цинично тянуть кого-то за собой.

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Я сегодня умерла, дважды.
Расскажешь мне после как прошел твой день.

---

Холодно.
Не могу согреть руки и прикоснуться к коже лица.
Это не заметно, но внутри я умираю. Медленно. Мучительно.
А в воздухе образовалось место для чьей-то руки. Моей ли, второй?
«Why am I so young?
Why am I so young and so cold?
Where is my control?»

@музыка: Linea Aspera – Younger Dryas

---

Из себя, вне себя от [счастья].
Несешь осторожно этот маленький кровавый сгусток боли, орошающий слезные проходы.
Пароходы плывут от тебя, к другим, чужеродным организмам, у которых две ноги и две руки — совсем как у тебя. В этом твое счастье, глупая. Своевременный болезненный уход — лучшее лекарство от внезапного причала. Теперь ты можешь выбирать куда идти и главное как. Ты же этого хотела? Грустно смотришь в грязные стекла окон, пытаешься отыскать там свое отражение.
«Разве не более всех счастливы те, кто способен бежать от себя?» — подумала ты и отправила себя спать.

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Лето-бессонница. Итоги.

Ночи гулять устала...

---

Лена, твоя неспособность принимать любовь в привычной ее интерпретации — патология.
Ты больна, с тобой не все в порядке — как хочешь это назови.
Но запомни, просто помни о шаткости твоего положения.

Но ты дал мне руку и рука осталась пуста.

---

Заметка.

Фраза «Я люблю тебя» у индейцев яномами значит Ya pihi irakema — «Я заразился твоим существом».

---

Традиционно. Совершенно моя.

---

«Упала» в..

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

«Я не циник. Я всего лишь только трезвый человек, но женщины этого не выносят. Я не могу все время испытывать какие-то чувства. Быть одному — для меня единственная приемлемая форма жизни, потому что я не имею ни малейшего желания сделать женщину несчастной, а женщины ведь так склонны чувствовать себя несчастными. Я признаю: быть одному не всегда весело, не всегда бываешь в должной форме. Впрочем, теперь я по опыту знаю, что женщины тоже теряют форму, как только мы оказываемся не в форме. Стоит им заскучать, и тотчас начинаются обвинения в недостатке чувств. В таком случае я предпочитаю скучать один. Я признаю: и мне не всегда хочется смотреть телевизор, и я бываю не в духе, но именно тогда и приятно оказаться одному. К самым счастливым минутам моей жизни принадлежат те минуты, когда я покидаю компанию друзей, сажусь в свою машину, захлопываю дверцу, поворачиваю ключ зажигания, настраиваю радио, прикуриваю от автозажигалки и ногой нажимаю на акселератор. Быть на людях даже в мужском обществе для меня всегда утомительно. Что же касается дурного настроения, то я, как уже сказал, особого внимания на него не обращаю. Иногда вдруг размякнешь, но потом вновь берешь себя в руки. Признак усталости! Как у металла. Чувства, по моему определению, суть не что иное, как признак усталости, — во всяком случае у меня. Бывают минуты слабости. И сколько тогда ни пиши писем, чтобы не чувствовать себя одиноким, все равно не поможет. Ничего этим не изменишь; все равно потом опять слышишь только свои собственные шаги в пустой квартире. И что еще хуже, чей-то голос по радио расхваливает патентованный собачий корм или сухие дрожжи — какая разница! — а потом желает спокойного сна и умолкает, а времени всего два часа ночи. И тогда выручает джин — хотя, вообще-то говоря, джин я не люблю — и с улицы доносятся голоса, гудки машин, лязганье подземной дороги или гул самолета, что в конце концов безразлично. Случается, что я засыпаю в кресле с газетой на коленях, уронив на ковер потухшую сигарету. Я пытаюсь взять себя в руки. Зачем? Какая-то ночная станция передает симфонический концерт, я выключаю приемник. Что делать дальше? Я стою со стаканом, наполненным джином, которого я не люблю, и пью; я стою, чтобы не слушать звука шагов в квартире — моих собственных шагов. Все это ничуть не трагично, просто как-то тягостно, ведь сам себе не скажешь "спокойной ночи"...
Но неужели из-за этого стоит жениться?»

и еще

«Когда я обнимаю Айви, мне в голову лезет самое разное: надо отдать проявить пленку, не забыть позвонить Вильямсу! Айви бормочет: "I'm happy, o dear, so happy, o dear, o dear", а я могу в это время решать в уме шахматную задачу. Я чувствую ее ладони на своем затылке, я вижу, как в эпилептическом гримасе счастья искажается ее рот, и отмечаю про себя, что картина на стене снова висит косо, улавливаю шум лифта, пытаюсь вспомнить, какое нынче число, слышу ее вопрос "You're happy?" — и закрываю глаза, чтобы сосредоточиться на Айви, которую обнимаю, и по рассеянность целую собственную руку. Потом все как бы забывается. Я забываю позвонить Вильямсу, хотя все время только об этом и думал. Я стою у открытого окна и выкуриваю наконец сигарету, а Айви на кухне готовит чай. И вдруг я вспоминаю какое нынче число. Но ведь это совершенно неважно. Словно ничего и не было! Потом я слышу, что кто-то вошел в комнату, оборачиваюсь и вижу Айви в халате — она несет две чашки чаю; я подхожу к ней и говорю: "Айви!" И целую ее, потому что она — "свой парень", хотя и не понимает, что я предпочел бы остаться один...»

---

What's holding up is a mirror.

«..And I feel this coming over like a storm again now.
I feel this coming over like a storm again now.

I am too connected to you to
Slip away, fade away.
Days away I still feel you
Touching me, changing me.

Considerately killing me».

---

Со временем становится все равно кто эти люди и зачем они сюда пришли. Отряхиваешь пыль с рукава и смотришь сквозь них.
Можно подумать, что кому-то это надо — играть какую-то роль в общем конструкторе. Тогда отчего же ты должен думать о том, что твой пиджак чище других и служит тебе больше лет?! И почему, в конце концов, на тебе не платье.
Запомни, никому никакого дела нет до того, что ты кого-то еще до сих пор «не переварил». Они не слышат как раздвигаются стенки твоей грудной клетки и наполняются воздухом при произнесенных чужим голосом комбинации заветных букв. Эти стервятники не видят дальше пыльного пятна на твоем ботинке и уж тем более не осмысливают его возникновение.
Всё это никчемность, никчемность, никчемность. Необоснованные требования к себе. Пустая болтовня, пусть ты трижды пьян. Ведь всё равно, красивое лицо, что ты видишь по ночам, всего лишь обусловлено тобой, а не реакцией из вне на твой «парадный костюм».

---

Не касается.

---

Мне интересно это сближение и удаление. Эта внезапность вспышек.
Еще неделю назад мы были на том пике близости, когда впору начать задыхаться.
А буквально через пару дней я оборвала эту связь, «перерезала пуповину». И теперь я всем телом ощущаю это пустое пространство между.
Хрупкость механизмов поражает. Как и странность совпадений и несовпадений. И я остаюсь во власти любопытства: возможно ли хоть на миг заполнить промежутки, точно так же, как наполнить чашу водой, просто и непринужденно?